Название: Я хочу умереть
Автор: Есеня ~ (D.Va)
Фэндом: ориджинал
Направленность: слэш
Жанр: ангст, драма, фантастика, мистика, даркфик, hurt/comfort, AU, songfic, мифические существа, омегаверс, соулмейты, антиутопия
Предупреждения: нецензурная лексика, кинк, смена сущности, UST, ксенофилия
Описание: “Я хочу умереть на чьих-нибудь сильных руках,
И на словах объяснить на пальцах свой страх.
Я хочу умереть в чьем-нибудь зимнем саду,
Громко смеяться и оказаться в аду" (с)Комментарий автора: омегаверс здесь как особенность, а группа Otto Dix как структура личности. А если серьезно - прошу прощения за вероятные ошибки в описании омегаверса, разбираюсь я в нем плоховато. Также прошу прощения за возможные отрицания группы, упоминавшейся в тексте - моя любовь к Отто будет цвести вечно, а если вам не по душе - просто пропускайте это мимо.
Посвящение: Михаэлю. Ты вряд ли вспомнишь тот день в чате и твои признания, мне же они помогли кое в чем разобраться.
Разрешение на публикацию: только с разрешения автора
Мешать какую-то бурду из большой бутылки с надписью “мохито” и чистый виски — извращение. Коктейльная гадость для девочек и настоящая “вода жизни” плохо сочетаются как в стакане, так и в желудке. Об этом Рыжий догадался уже потом, когда в наушниках тянуло душу
“...да будет мир праху… нашему” [1], а под ногами грохотал поезд. Секунды текли быстро, а Рыжий цеплялся за скользкий поручень. Уходить в иной мир под неожиданно мужской голос Otto казалось ужасно правильным. Почему-то в этой песне не было привычной томной страсти, не было тягучего мёда, в который Михаэль погружал своих фанатов. Оставалось бьющееся сердце ударных, клавиши загоняли куда-то в девяностые, в ту самую электронику, после которой герои фильмов уносились в космические дали. Или под которую. Рыжий задышал ртом.
читать дальше
Голос в ушах звучал почти равнодушно. Михаэль не пел, он рассказывал. И смотрел, Рыжий словно видел его, смотрел так, словно насмехался, как если бы считал его, Рыжего, слабаком.
Почему-то Рыжий был уверен, что Михаэль не мешает дрянь с виски. Михаэль глушит водку и алое вино. Со льдом и свечами, в тяжелом бархатном халате в унылой квартирке. Лампочка без абажура, а на стенах желтые обои. “Все наши жизни — пыль на дороге”. [1]
Рыжий разрыдался. Пальцы разжимались, ноги в тяжелых ботинках скользили по обледенелому мосту. Он, железный и стойкий, видел таких рыжих уже не раз. Но почему-то не давал сделать шаг. Зато его подталкивал ветер. Снег кружился рядом, как на ебучий Новый Год. Великий праздник.
Чьи-то пальцы смяли плечо, схватили за воротник, потянули. Рыжий разжал свою хватку, чувствуя, как сознание уплывает, как чьи-то крепкие руки тянут его вверх, вверх, а потом резко отпускают. Рыжий упал носом в снег, глотнул его в себя и резко сел на колени, вытирая мокрое и красное лицо. Телефон с наушниками валялся рядом, высвечивая в голубоватом отблеске сугроба следующую песню: “Икар”.
“Под твоим языком молоко и мёд,
В глазах тёмно-синий арктический лёд,
В пальцах сминаешь души моей прах,
Играя, рождаешь сомненья и страх”. [2]
— И что это, сука? — над Рыжим возвышался мужик. Борода, длинные патлы из-под шапки, сурово сдвинутые брови и большой нос.
— Я… — почему-то дальше говорить Рыжий не стал. Он запихивал в карман телефон и наушники, а замерзшие пальцы плохо слушались.
— Я вижу, что ты, сопляк, — мужик наклонился, за воротник дорогой куртки вздернул парня вверх и поставил уже вертикально. Колени Рыжего промокли от снега. Отряхнуть джинсы он и не подумал.
Зато подумал другое. Мысль была ослепительной, как сверхновая.
— Отпусти, — прошипел он, выворачиваясь из захвата так легко, словно учился этому годами.
— Надо же. Сиганешь вниз? — на удивление, мужик не стал спорить, отступил и сунул руки в карманы шубы.
Рыжий ненавидел это место. Ледяной ветер, вечный холод, снег, грязь, грубость. И эти люди, если их можно так назвать. Вонючие, злые, с обильной растительностью на теле. Это раздражало поначалу, потом бесило, а теперь вызывало вспышки ненависти. Из-за этого места все и покатилось к черту. Все из-за них.
— Пошел нахуй, урод! — выплюнул Рыжий, а потом, к собственному удивлению, сложился пополам, краем разума отмечая, как блюет на собственные тяжелые ботинки.
“Я хочу умереть на чьих-нибудь сильных руках,
И на словах объяснить на пальцах свой страх.
Я хочу умереть в чьем-нибудь зимнем саду,
Громко смеяться и оказаться в аду”. [3]
— Что ж ты выпил-то… — тихий голос вывел его из беспамятства. Рыжий моргнул и поднял голову, с которой упала мокрая мерзкая тряпка.
— Привет, сопляк, — вежливо сообщил волосатый урод и оскалился.
Рыжий откинулся на подушку и закрыл глаза.
Когда корабли спешно покидали агонизирующую планету, никто и подумать не мог, что космос окажется не только вполне обитаем, но и разумен. Земля (надо же, оригинальней ничего не могли придумать?!) была готова принять беженцев из соседнего мира. Вот только никто не учел, что миры эти были ужасающи в своих различиях. Поначалу инопланетянам радовались. Пытались радоваться. Не понимали, как может не быть “женщин”, обзывались непонятными словами вроде “гомики”, “пидоры” и прочее. Но все же помогали начать новую жизнь. Делились опытом, своим уникальным опытом жизни на планете. Удивлялись, исследовали различия. И изумлялись схожести миров. Телевидение, машины, войны, медицина. Все это было до ужаса похоже, словно кто-то когда-то просто поместил двух представителей одного вида на две совершенно схожие планеты. И предоставил два пути развития. На “Земле” Рыжего он был омегой. Ему предстояло найти себе альфу, родить ребенка, создать семью и жить счастливо. Рыжий так и хотел. Всегда хотел.
На этой Земле все было иначе. Тут были свои омеги, вот только отличались они неимоверно. Во всех областях. И совершенно не было бет, что казалось дикостью. Да и альфы были совсем другими. Вернее… они все словно бы были бетами… или нет? Рыжий путался, пугался и сильнее жался к отцу-альфе.
Жизнь за годы налаживалась. Инопланетянам нашли место для работы, для творчества, для семей. Их странных ритуалов никто не понимал, но люди из местных старались принимать чужаков.
Пока не случилось то самое. Инцидент.
Кому-то из альф приглянулся местный… омега. Опознавался он как омега, внешние данные были сходными. Альфа влюбился, назвал его истинным, оставил метку и ходил довольным. Пока не понял, что течка у его избранника почему-то не наступает. А потом и вовсе выяснил, что забеременеть омега не может никак. И это никаким образом не исправить. Даже если принимать гормоны.
С горя альфа пошел в бар, желая напиться. К нему там прицепились местные страшненькие омеги, альфа снял кого-то из них и увел в темную комнатку… После была полиция, журналисты и арест альфы. Во время секса альфа убил местного омегу. Местную… земляне называли омегу “женщиной” и почему-то говорили, что она устроена иначе. От этого взрывался мозг у многих, но факт оставался фактом. Она была мертва.
Никто не знал, что делать с инопланетянами и арестованным в частности. Ведь правила все они знали. Но никто из них не мог понять затейливую комбинацию генов, которой являлись местные. Их омеги-женщины отвращали альф, а инопланетным омегам и нечего думать было, что они могут быть приняты местными… “мужчинами”. Все они были слишком разными.
Арестованного посадили за убийство. А в тюрьме, даже при надлежащей охране, его убили местные уголовники-мужчины. И после этого взбунтовались уже инопланетяне.
Хрупкий мир был разрушен, а в следующие пять лет становилось только хуже. Нападения, насилие с обеих сторон… вскоре это превратилось в войну. Прилетевших из другого мира уничтожали так жестоко, словно они были чудовищами, а не обычными и нормальными людьми.
Рыжий потерял отца в этом кошмаре, а сам отправился в приют. Из которого его вытащил Сергей, местный богач. К тому времени бесхозными омегами торговали, словно скотом. Для удовольствия, ублажения и черт знает чего еще. Рыжий знал, что многие местные мужчины пытались сделать омегам ребенка, но как-то ни у одного не получилось. И слава Богу. К тому времени альф почти не осталось, беты почти не сопротивлялись, а омеги… омеги были дорогим и очень красивым товаром.
На самом деле вряд ли Рыжему было на что жаловаться. Сергей спросил, как его зовут, укутал в шубу и увез в свой дом. Кормил, мыл, ухаживал. Разумеется, трахал. Но с каждым днем Рыжему начинало становиться все хуже. Он выполнял все, что ему говорил Сергей, никогда не отказывал и послушно стонал под его жестким напором. Почему-то мужчины считали, что омеги наслаждаются только от грубого секса, желательно с огромным хуем в заднице. Во время течек было еще хуже. Но из-за стресса, отчаяния и от, Рыжий был уверен, присутствия чужака его гормональный фон сбился. Течки были редко-редко. А сегодня вечером он убежал, чтобы кинуться под поезд и покончить со всем разом. Он был игрушкой, шлюхой своего господина. Без прав не то, что в этом городе, а на этой планете.
И вот какой-то ублюдок его “спас”.
“И когда я уйду на покой,
Я глаза закрою с тоской
Никогда не проснуться мне
В самой лучшей на свете стране”.[4]
— Эй, пацанчик! — оплеуха заставила Рыжего вскинуться.
— Больно, — сообщил он очевидную такую вещь, потирая щеку и часть уха. Лапа у местного была огромной.
— Под поездом было бы больнее, ты уж поверь, — глумливо усмехнулся бородатый, — я Сеня, а ты?
— Рыжий.
— А если серьезно?
— Рыжий, — взгляд омеги потяжелел. Брови бородача сдвинулись, но потом он хмыкнул и кивнул, принимая такой ответ. Рыжий даже удивился.
— Ну и чего ты, Рыжий, под поезд бросался?
— А ты бы не бросился?! — голос сел, поэтому пришлось хрипеть от бешенства.
— А еще говорят, что вы мальчики-паиньки… — хмыкнул Сеня снова и качнул головой, — ладно, отдыхай, потом поболтаем.
— Когда — потом?! Что ты со мной сделаешь?!
Взгляд мужчины изменился. Стал словно бы глубже, как если бы русский смотрел в душу, а не в глаза.
— Ничего, пацан, я с тобой ничего не сделаю. Поговорим потом. Отдыхай, ты себе всю свою красоту отморозил, пока болтался там.
Хлопнула дверь. Рыжий выдохнул и закрыл глаза почему-то. Хотя… А что еще делать, если ты убежал из золотой клетки, чуть не умер, а теперь попал к какому-то уроду в лапы?
Во сне Рыжий бежал к кому-то. Он знал, что вон там, за поворотом, его ждет кто-то родной и бесконечно близкий. Знал, что родной не предаст его, убережет, вылечит и укроет… Рыжий знал, но никак не мог его догнать. А когда повернул за угол дома, серого и мрачного, как все здесь, на Земле, увидел не родного, а…
— Эй, пацанчик!
Рыжий разлепил ресницы и мрачно уставился на мужчину, чей образ преследовал его даже во сне.
На удивление, тот выглядел совсем иначе. Гладко выбритый, чистый, без этой уродливой шубы. И нос теперь не казался таким уж большим, скорее просто широким. Как у зверя какого-то. И глаза — карие, странные, с оранжевым каким-то светом.
— Чего?
— Ничего, просто валяешься ты тут у меня уже второй день, я, честно говоря, немного устал кормить тебя, менять простыни и пытаться тебя добудиться. Может, ты оживешь и поешь сам, а?
“Менять простыни?.. Течка или...”
Рыжий покраснел.
— Да, давай, садись и ешь, — Сеня помог ему приподняться, сунул подушку под спину и поставил на колени поднос с тарелкой бульона.
Вряд ли мужчина хотел его отравить. Рыжий взял ложку и стал, стараясь не расплескать ничего, есть. Поглядывал на мужчину. Человека. Сеню. Странно было, что их альфы назывались мужчинами, а омеги — женщинами. А как быть с бетами?.. Впрочем, об этом думать не хотелось. Рыжий доел бульон, помолчал. Потом протянул тарелку Сене.
— Что ты со мной сделаешь?
— Ты ведь этот… омега?
Упираться Рыжий просто не видел смысла. Тряхнул головой. Рыжие кудряшки мазнули по щеке.
— А ты этот — мужчина?
— Острый язычок и наглости как у наследного принца… — почему-то в голосе Сени не слышалось гнева, только странное удовольствие. Извращенное какое-то.
— Я не принц.
— Но и не нищий, очевидно. Сбежал от папика?
— Кого?..
— О, извини, — Сеня почему-то смутился, — ну, этот… любовник твой?
— Я его не люблю, — Рыжего бросило в дрожь.
Сеня задумчиво наблюдал за тем, как глаза Рыжего из голубых бледнеют до цвета льда. Прозрачная такая чистота. Ненависть. Это изумляло русского.
— Ну еще бы… потому и кинуться с моста хотел?
Рыжий уставился в пустую тарелку. И как-то пропустил момент, когда Сеня протянул руку и медленно погладил Рыжего по волосам.
— Понимаю… — выдохнул местный.
У Рыжего задрожали губы. Он вдохнул… и едва сумел выдохнуть. Теплый, будоражащий запах Сени был похож на запах альфы. Сергей никогда таким не был. Он пах обычно — дезодорант, табак, кислая вонь шеи и тяжелый дух из подмышек. А этот…
Рыжий поднял изумленный, растерянный взгляд на Сеню. И понял — тот ощущает то же самое. Запах уплотнился, стал жарче. Или это жар поднялся у Рыжего?..
Сеня рванул воротник рубашки, словно ему тоже стало очень горячо дышать. Рыжий невольно уставился на его шею. И заметил там странного вида родинку. Она напоминала голову волка, воющего на луну. Родинка была похожа на рисунок на коже, бледнела отметиной ровно под краем воротника. Рыжий невольно потянулся пальцами к ключицам. Там, под футболкой, была такая же отметина. Только бледнее и менее заметная. Когда-то Рыжий даже хотел ее удалить, но был слишком маленьким, чтобы решать самому, а отцы не разрешили. Они называли его “волчонком” за привычку грозно р-р-рычать только начавшую получаться букву, за родинку и любовь к их псу Генриху, с которым мальчишка в свои четыре года проводил больше времени, чем среди сверстников.
Родинка. Запах. Запах даже больше, чем похожие родинки. Что это такое?
— Что это такое? — прошептал Рыжий, едва шевеля онемевшими вдруг губами.
Чужак, мужчина, волосатый урод из другого мира. Разве он может быть тем самым?! Разве может?!
“Оскал мой поцелуй
Своими теплыми губами,
Ты видишь, больше нет
Различий между нами.
Когда раздеты до костей
Мы так похожи друг на друга”. [5]
_________________________________________________
[1] В тексте идет речь о группе Otto Dix и песне “Пыль”
[2] Otto Dix - “Икар”
[3] Otto Dix - “Я хочу”
[4] Otto Dix - “Утопия”
[5] Otto Dix - “Сними с меня лицо”
Обзорам:
-
-
23.11.2016 в 15:44Спасибо,доставили удовольствие.
-
-
23.11.2016 в 16:39-
-
23.11.2016 в 17:07-
-
23.11.2016 в 17:38